Особенности национального ремонта

Итак, я решился. Сделать ремонт в новой, совершенно пустой квартире. В моём представлении это значительно упрощало предстоящие работы. Дал объявление о том, что мне нужны рабочие. Не стану рассказывать и пересказывать обрушившиеся на меня, словно клубы цементной пыли, звонки потенциальных соискателей и наши телефонные диалоги. Звонили постоянно. Выбор подрядчиков был словно выбор фруктов на летнем базаре Самарканда. Было ощущение, что звонят со всех бывших республик СССР. Это тема достойная отдельного повествования. Поразмыслив, остановился на своих земляках. Я искренне полагал: так будет справедливо и честно…

На первом этапе мне делали стяжку и, соответственно, требовались таковые мастера. Я их нашел. Правда, вместе с ними нашел и заботы, а потом еще и воспоминания. Однажды на старых раздолбанных «Жигулях», похожих на подбитый и отремонтированный в боевых условиях бронетранспортер приехали двое как теперь бы сказали винтажных мужиков славянской внешности. Один из них, лет шестидесяти, с туманным взором, был с какой-то собачонкой на поводке. Собачонка была размером с кошку, тяжело, как алкоголик с похмелья, дышала, и, по словам хозяина, стоила 1 500 американских (он это дважды подчеркнул) долларов. На мой вопрос, зачем он приехал с псиной, седой маэстро стройки, постоянно сплёвывая чуть ли не на голову собаке, грустно заметил, что оставить столь дорогую животину без присмотра он не может. Жена уехала, а доверить такое сокровище соседям он страшно боится. Потому как могут похитить. Я попытался представить как могут выглядеть потенциальные похитители собак и не смог. Мои размышления прервал осторожный вопрос мастеров, что я думаю по поводу аванса. Они смотрели на меня, как на фокусника в цирке, ловя каждый жест и взгляд. От мужиков пахло луком, яблоками и краской. Причем нежные луковые оттенки явно доминировали в букете. Я ответил, что по этому поводу пока ничего не думаю. По крайней мере, до тех пор, пока не увижу результаты труда. Мужиков явно озадачил столь циничный и несовременный взгляд на товарно-денежные отношения, но, видимо, на данный момент они не были причастны к иным масштабным проектам. И это освободило нас от дальнейших рассуждений. Заверив меня, что в городе и соседних районах лучших мастеров нет и не было, договорились о цене и сроках.

На следующий день специалисты приступили к работе. Правда, почему-то не с утра, как было горячо обещано накануне, а с обеда и почему-то без энтузиазма, о котором мне эмоционально рассказывали. Решив не противоречить известному выражению, что «русские долго запрягают, но быстро ездят», стали готовиться к работе. Что касается первой части этой бесспорной фразы - в этом я убедился на 120 процентов. «Запрягали» они мучительно долго, если бы в буквальном смысле это делали с лошадью, она бы взвыла от нетерпения и, словно мифический Пегас, рванула на небеса. Я молча, с нетерпением и надеждой ждал второй части. И тут всё было верно: поехали они неожиданно быстро, словно спасаясь от погони или опаздывая на свадьбу. Я бы сказал – рванули с места. Говоря современным языком, правила дорожного движения особо не соблюдали и неслись сломя голову. Временами резко, без видимых причин тормозили и бросали работу. Сохнущий без дела раствор, купленный за мои деньги, их особо не волновал. На мои настойчивые замечания специалисты полов и бетона не очень убедительно уверяли меня, что «ничё ему не будет… на стройке так всегда было…». Через пару дней я смутно почувствовал, что работа идет, главным образом, в моём присутствии. Без меня их желание трудиться как-то пропадало. Рабочий процесс постоянно прерывался на перекуры, рассказы о тяжелой жизни в провинции, материальных затруднениях, холодных зимах, рецептах приготовления плова, итогах сталинской коллективизации и планах на светлое будущее. Периодически материли всех «нерусских» конкурентов, понаехавших на нашу родину. С тоской и грустью вспоминали молодость, портвейн и Брежнева.

Через неделю работа была закончена. Мне торжественно объявили об этом. Внешне всё было хорошо. Забегая вперед, скажу: через год кое-где по поверхности стяжки пошли трещины. Я нашел эту бригаду и спросил: «Как это понимать?». На что получил расплывчатый ответ про температурные швы, перепады горизонта, некондиционный цемент и прошлое жаркое лето. Говорить было не о чем.
Следующим летом мне предстояло штукатурить откосы окон и дверей, выравнивать потолки, клеить обои и красить стены. На меня вышел другой мастер, которого звали Валера. Как потом оказалось, он был одним из членов предыдущей организованной строительной группировки, сумевшим войти ко мне в доверие и пообещавшим решить мои строительные проблемы.

Валера был немолод, амбициозен и болезненно обидчив – этакий убедительный набор характерных качеств творческого человека, не обделенного различными талантами, запросами и капризами. Он отличался небольшим ростом, какой-то болезненной уверенностью в себе и изматывающей меня многословностью. Говорить он мог долго и подчеркнуто занудливо. Главной темой рассуждений было знакомое возмущение понаехавшими с юга строителями, сложная современная жизнь с её высокими тарифами ЖКХ и отсутствие социальных лифтов для настоящих профессионалов. Всё это было тесно и витиевато переплетено между собой.
На нашу первую встречу он принес пачку цветных фотографий, вероятно, середины 90-х годов, на которых с помощью «мыльницы» были запечатлены как минимум бакинские или ташкентские интерьеры дворцов самых уважаемых людей. Впрочем, и Баку, и Ташкент тут явно отдыхали. Такое обилие лепнины, «золота» и колонн под «мрамор» я видел только в школьном учебнике истории про покои и резиденции французских королей или их восточных собратьев по режиму.
Валера, обнажив передние золотые зубы, с гордостью и радостью признался мне, что он и есть автор всех этих чудес. Он рассматривал свои снимки и от нескрываемого удовольствия и воспоминаний его глаза вращались, как бетономешалки на стройплощадках сочинской олимпиады. Маэстро честно и сразу предупредил меня, что собирается сделать нечто похожее и в моем скромном жилище. Я в ужасе представил все это и, признаюсь, не очень вежливо отказался от столь заманчивого предложения. Валера, сощурив глаза, удивился отсутствию в моем вспыльчивом характере дипломатических нот и желания обсудить предложенное, но ничего не возразил. Он был хитёр и настойчив. Дизайнер, менеджер, прораб и мастер в одном лице тут же вкрадчиво пообещал снизить цену. Исключительно для меня. Хотя я даже не мог предположить, сколько всё это могло стоить до начала распродажи.
Стоя передо мной с веером глянцевых фотоснимков в одной руке, широко расставив ноги, он горячо и взволновано, словно разгоряченный испанец после корриды, убеждал меня сделать пару колонн на кухне. Или хотя бы в прихожей. Второй рукой он размашисто рисовал в воздухе силуэты будущих декораций и опор. Его пламенная речь перемежалась красивыми словами: бордюр, карниз, перепад, декор. Смысл выступления был один: я сильно отстал от жизни, мало чего смыслю в продвинутом дизайне, и Валера готов эти пробелы устранить. Я начал уставать. Прервав монолог, смог все же договориться о простом ремонте в виде выравнивания потолков, оконных откосов и дверных проемов. Валерий, поняв, что грандиозному проекту не суждено состояться, обреченно вздохнув, меланхолично пообещал завтра с напарником приступить к работе. Подтянув спадающие, некогда спортивные штаны, он неторопливо удалился.

Завтра наступило. Валера был точен, как немец. Меня это приятно поразило. Должен заметить, что все остальные моменты для удивления были менее позитивными. Итак, в 9:00 специалист широкого профиля стоял у подъезда. Правда, что называется, один и без ансамбля. В смысле, без напарника. На мой вопрос: «Где второй?», Валера, отведя глаза в сторону, как-то уклончиво заметил, что у второго проблемы. Почесав ухо, уточнил: проблемы так себе, небольшие. Его друг и соратник Серега потерял документы от машины и сейчас их ищет. Валерка загадочно улыбнулся, подмигнул мне и как-то заговорщицки пояснил, что документы Серега потерял сегодня ночью на пляже. После этого развязано рассмеялся и уже почти по-дружески заверил меня, что после обеда друган будет «на объекте». А пока он сам, не дожидаясь Серегу, начнет процесс. Правда, при этом ласково и лукаво назвал пару раз своего другана мудилой и пообещал в случае неявки отрезать ему кое-какие части бренного Серегиного тела. Забегая вперед, замечу, что процесс кастрации я, к счастью, не увидел. Как, впрочем, и Серегу. То ли парень, подтверждая известную рифму, уехал в Нижний Тагил, то ли решил не размениваться на такую пыльную работу в незабываемые жаркие июльские дни и ночи.

Процесс начался с торжественного обхода квартиры. Сверкая золотом своих отполированных временем и едой зубов, маэстро тихонько сам с собою о чём-то увлеченно беседовал. Меня он как-то не замечал. Интонации рвущегося наружу внутреннего диалога резко менялись: от интеллигентно-вопросительных до почти маргинально-гневных. Слов разобрать было нельзя. Главным образом, это были междометия, их обрывки, перемешанные с известными почти во всём мире пятью русскими словами. Правда, падежи менялись довольно грамотно. Иногда проскальзывали какие-то сугубо профессиональные термины и жаргонизмы.
Неожиданно этот Микеланджело стройки спросил меня, где подмостки, на которых он будет творить. Мой ответный вопрос: что именно он имеет в виду - изумил профессионала. Валерка, сделав удивленные глаза, словно джинн из восточной сказки, хитро спросил меня какова здесь высота потолков? И через секунду – обезоружил следующим вопросом, заданным уже на грани своего нервного срыва. Валерий желал уточнить у меня его, Валеркин, рост. Смело можно было констатировать тот факт, что мастер возвышался над уровнем моря чуть ниже императора Наполеона. И у меня не было ни малейшего желания измерять рост моего подрядчика и соотносить это с высотой потолков. О чём я ему с солдатской прямотой, как дембель новобранцу, и пояснил. Пояснил кратко, но очень доходчиво. Валерий надул губы и мрачно отметил, что до потолков ему при всём желании никак не дотянуться. Хотя ещё вчера он горячо обещал всё выровнять, и нестандартная высота его не смущала. Мое деликатное предложение решить эту проблему самостоятельно обескуражило его. Напомнив ему, что вообще-то я плачу за это деньги и мне важен результат, а не обсуждение проблем, я ушел по своим делам. Вернувшись через час, с удивлением заметил Валерия, который, сидя в углу на корточках, неспешно кушал какую-то незамысловатую еду из стеклянной литровой банки. Потолки и откосы были в своём первозданном виде. Мой визит явно не обрадовал маэстро. А вопрос, почему он не работает, Валерия, как мне показалось, даже обидел.
- Я же ем! – раздраженно заметил он и для убедительности показал мне полупустую банку, явно сожалея о моей недогадливости и невоспитанности.

Едва сдерживая себя, напомнил строителю, что уже полдня прошло, а начала работ пока не видно. Валера нехотя и кряхтя встал и, бурча что-то себе под нос, пошел в другую комнату. Прошло минут пять, но обратно Валерка так и не появился. Пришлось пойти туда, куда ушел мой строитель. В соседней комнате он неспешно, словно буддийский монах, переодевался в рабочую одежду. К слову сказать, она мало отличалась от той, которая была «парадной». Его движения были плавны и величественны, как у мастера кунг-фу, взор отрешен, а мысли погружены в вечность искусства ремонта. Еще минут через семь, опустившись на бренную, усыпанную цементной пылью поверхность моей хижины, он появился, чтобы показать своё профессиональное мастерство. Осторожно, словно адвокат на процессе, он вновь стал вспоминать Серегу, который так до сих пор и не позвонил. Он опять пожурил своего напарника, правда, при этом уже без прежних отеческих интонаций. И как бы между прочим взволнованно уточнил, что Серегу, наверное, вызвали в ментовку. После этой неожиданной и важной детали он посмотрел на мою реакцию, но, не заметив в моём лице ничего для себя интересного, сменил тему. Через пару минут еще раз мимоходом поинтересовался: есть ли у меня знакомые в ментовке. Получив отрицательный ответ, мастер потерял интерес ко мне и органам МВД.

Немного помолчав, Валерий стал возмущаться и жаловаться на непродуманную высоту потолков в квартире. Наверное, также жаловались своему барину на тяготы и невзгоды непростой холопской жизни, доведенные до ручки крестьяне во времена крепостного права на Руси. Он закатывал глаза и театрально возводил руки к небу. Точнее, к потолку. Что-то возбужденно и неопределенно там показывал, словно вверху летал видимый ему одному спутник и, распаляясь с каждой секундой всё больше, уже вовсю ругал архитектора и прораба. Далее к этому списку добавился крановщик, каменщики и некий стропарь. На очереди были Чубайс, молодёжь, дороги, представители местной и региональной власти. Я почувствовал, что данная тема бесконечна, и в очередной раз прервал монолог. С нетерпением потребовал начала работ. Сейчас же и при мне.
Процесс вяло, но всё же начался. Валерий, костеря горбачевскую перестройку, а самое главное - её вдохновителя, принялся мастерить подмостки. На это ушло ещё полдня. Жутковатая и хлипкая конструкция из кривых досок, сооруженная при помощи гвоздей, ржавой проволоки и русских матерных слов, опасливо стояла у окна. На ней, словно эквилибрист из китайского цирка, балансируя с мастерком, извивался Валерий. Он штукатурил откосы. Увидев меня, мастер приостановил работу и тут же, без прелюдий удрученно стал рассказывать о том, что откосы тоже «высоковатые». Уточнил у меня, вижу ли этот недочет в архитектурном проекте? Не найдя сочувствия и понимания, потребовал немного доплатить ему. Нервов не хватало. Я предложил мастеру немедленно отправиться на другой строительный объект и там поискать новый фронт работ. Мой убедительный тон и точный конечный адрес подействовали. Речь прервалась. Работа продолжилась.

На следующий день Валера вновь начал издалека рассказывать про свою непростую жизнь и мои высокие потолки. Эти коллизии, по его мнению, могли как-то разрешиться, если бы ему доплатили. Я был непреклонен. И меня всё ещё интересовало, где же его напарник. Валерка, шмыгнув носом, таинственно пояснил мне, что телефон у Сереги не отвечает. В глазах мастера была искренняя тревога. Что-то подсказывало мне, что Валерка о данной ситуации знает гораздо больше, чем говорит мне. Вздохнув и не найдя моего финансового отклика, он, сопя, забрался на свою шаткую конструкцию и, обидевшись на весь белый свет, молча продолжил творить…
За два дня он сделал два окна. После чего неожиданно радостно предложил мне выдать аванс. Я вновь был непреклонен: оплата только по факту. Ожидаемая волнительная радость мастера сменилась внезапной вселенской тоской, крушением планов на летний вечер и готовностью к монологам. Валерка не выдержал. Словно ребенок, которому не покупают велосипед, он обрушился на меня с валом упрёков и жалоб.
- Потолки как в Кремле! Серегу менты забрали! Жара на улице! Автобус не ходит! А у тебя тут даже после работы помыться негде! – с каким-то надрывом и укором в голосе высказывал он мне.
- А ты сюда мыться пришёл или работать? – в свою очередь, «взорвался» я.
- А где же мне помыться после работы? – искренне негодовал униженный и оскорбленный условиями труда и оплаты пролетарий стройки. При этом он зачем-то демонстративно задирал свою грязную майку, показывая обвисший живот и волосатую грудь.

К консенсусу мы так и не смогли придти. У нас были разные взгляды на работу и отношение к ней. Похожие диалоги у нас были еще пару дней, пока он не закончил делать дверной проём. Мне всё это быстро надоело. Я устал, словно сам работал вместо него. Заплатив ему, вежливо (честное слово) попрощался и нашёл других мастеров. Связываться с моими согражданами как-то больше не очень хотелось. Справедливости ради скажу: работу Валерка сделал неплохо. Долго, муторно, занудливо, но сделал. Ровнять потолки я нашел других строителей. Хотя мастер Валерий был готов лично укрепить и нарастить подмостки и приступить к потолкам. Но я не решился на подобные эксперименты. Очередной бригадой стали жители далекой южной республики. Там была другая крайность: от них невозможно было добиться ни слова. Но работу свою они делали исправно. Они молча и кропотливо работали. Без перекуров. Без выходных. Без негодования. Без жалоб на климат и особенности архитектуры моего жилища. Они просто РАБОТАЛИ. Впрочем, это совсем другая история. Но уже без юмора. Это, скорее, был бы сухой и неинтересный отчет о проделанной РАБОТЕ. Не более того.