Нельзя забывать

Трагические события, происходящие сегодня на Украине, заставляют нас вспомнить уроки не столь давней истории. Тогда рука к руке, плечо к плечу русские, украинцы, татары, евреи, белорусы, чуваши - представители всех национальностей нашей большой страны - единым фронтом встали на защиту своих рубежей, оградив себя и народы Европы от коричневой чумы. Но идеи нацизма по-прежнему привлекают тех, кто ориентирован на пропаганду расового превосходства. Все мы помним, что на Нюрнбергском процессе 1945 года международный трибунал воздал по заслугам военным преступникам. Но, как видно, уроки истории нельзя забывать ни на минуту.

ДЕТСТВО
ПОД ОБСТРЕЛОМ

- Вроде бы я слышал, но не могу сказать точно, что наш район раньше относился к России, - так начал рассказ о своём нелёгком детстве ветеран завода «Прогресс», один из первых молодых специалистов предприятия Василий Егорович Пономаренко, – теперь это Украина. Рядом границы с Россией и Белоруссией, кругом - Брянские леса. Язык у нас своеобразный – смесь всех трёх.
Когда началась война, отца – водителя первого секретаря райкома партии, как и его начальника, на фронт не взяли. Перед партийными работниками была тогда поставлена другая задача – организовать базы для партизанского движения. Людей для этого оставалось много - враг быстро приближался, мобилизовать многих не успевали.
Командовал партизанским движением Сидор Артёмович Ковпак. Было у него в объединении три отряда. До войны он председательствовал в горисполкоме Путивля, от нас в 60 километрах. Великая Берёзка, Голубовка, Лесное - в этих местах партизаны и подпольщики действовали очень активно, и немецкое командование для усмирения направило в наш район карателей. Они сжигали всё на своём пути, расстреливали местное население.
Ковпак в то время находился в Старой Гуте, где у него был организован штаб. Это от нашей деревни Голубовки примерно восемь километров сплошного леса. Ему успели доложить о прибытии карателей, и партизаны перекрыли их движение. К сожалению, половина Великой Берёзки уже была сожжена. А от нас до неё всего четыре километра.

ШЕСТИЛЕТНИЙ ПАРТИЗАН

Местные жители начали спешно собираться - грузили на телеги детей, престарелых родителей, пожитки и увозили в спасительный лес. Мы с мамой тоже поехали. Эвакуация прошла успешно. Остановленные на время каратели вернулись снова и сожгли всё, что не успели до того времени. Не щадили ничего и никого. Те, кто успел спастись, остались в отряде, в том числе и я, шестилетний пацан. Отец к тому времени стал командиром штабной разведки. Мы с матерью ходили по деревням в разведку.
Потом был оборудован лесной аэродром, мы стали получать грузы, вооружение. Однажды Ковпак улетел в Москву, как у нас говорили, на встречу со Сталиным. А когда вернулся, партизаны пошли в рейд. Конечно, детей, стариков, больных и раненых пришлось оставить. В это время немцы то ли узнали, что основные силы ушли, то ли решили просто произвести зачистку, но снова послали карателей. Нас отогнали до непроходимых болот, где мы целые сутки лежали в воде, а когда они пошли в обход, нам удалось выбраться. Ещё около месяца мы скрывались в лесах, ели сырые жёлуди, грибы… С нами была девчушка, тоже маленькая. Так вот, наши мамы выкопали ямку, положили нас в неё, прикрыли тряпьём, а сами постирали одежду в ручье и вывесили для просушки. Это бельё заметили проходившие мимо власовцы и взяли нас в плен.

ПОБЕГ ИЗ КОНЦЛАГЕРЯ

Меня и маму отправили в концлагерь на границе с Белоруссией или Польшей. Зачем нас там держали - не пойму: на работу не водили, просто заперли стариков, женщин детей - и всё. Может быть, чтобы мы не помогали партизанам, а может, держали в заложниках. Пробыли мы там около двух лет. Болезни, голод, чесотка (мыться нам не давали), раз в сутки - баланда наподобие киселя из кукурузной муки, в воскресенье – кусочек хлеба. Кормили так: повар стоял на постаменте, зачерпывал баланду и выливал не глядя. Если заключённый не успевал подставить чашку – оставался голодным. Подойти второй раз не давал эсэсовец, который наблюдал за порядком. Так что захочешь жить - хоть немного, но поймаешь.
Когда фронт подошёл ближе, всех, кто был в лагере, погнали на запад. Шли с самого утра до позднего вечера. Ни есть, ни пить не давали. Гнали нас уже не каратели, охрана была составлена из резервистов с неухоженными, клокастыми собаками. В одной деревне мы остановились на ночёвку - людей загнали на деревенскую площадь, проверили, все ли на месте, и оставили спать, а охрана пошла к кострам готовить себе ужин. И вот, когда немцы отошли, один дед предложил моей маме бежать. Человек пять, включая нас, дождались полуночи и сбежали от конвоя.
Зарылись в стогу. За лугом, в полукилометре от места, где мы спрятались, проходила узкоколейная железная дорога, и её ночью стали взрывать. Это был настоящий страх. От взрывов куски рельсов с воем разлетались по округе. Женщины крестились, боялись, что, избежав одной опасности, погибнут от другой. Утром у взорванной дороги мы встретили нашу разведку. Нас отвезли на телеге в заброшенную деревню, которую оккупанты не успели сжечь. В одном хлеву замычала корова, там нас и оставили. Женщины нашли картошку в подвале, подоили корову, собрали ужин, так мы и стали жить. Примерно через месяц, в начале зимы, вернулась хозяйка дома и оставила всех у себя, рада была, что корову спасли.

УЧЁБА

Весной возвратились домой. В селе нашем уничтожили всё, даже погреба были взорваны. Немцы туда гранаты бросали, чтоб никто живым не ушёл. Мама поправила погреб, сложила какую-то печку, и мы стали жить.
Отец к концу войны уже воевал в регулярной армии. После демобилизации стал участковым. В округ его входила дюжина деревень. Ходить по ним приходилось пешком, так как единственную лошадь подрядили для строительства. Жизнь налаживалась, стали строиться. У отца было четверо братьев и одна сестра. Повезло, остались все живы, хотя и израненные. Дети учились в соседней деревне, в случайно уцелевшем доме. Учительница Елена Ивановна одна вела все предметы во всех четырёх классах. Ученики - сплошь переростки. Мне, к примеру, уже девять, а я только пошёл в первый класс. Учились писать птичьим пером, обмазанным сажей, разведённой в воде, на страницах случайно уцелевших книг. Вот такая была учёба. Потом уже стали привозить чернила и тетрадки.
Окончил я семь классов в 1953 году и отправился в Харьков, в авиационный техникум по совету маминого брата, командира танковой бригады. При поступлении сильно переживал за сочинение, и вот почему: наше село в 15 километрах от России и в 35 от Белоруссии, язык у селян интересный, одно слово украинское, второе белорусское, третье русское, как тут не ошибиться? Но повезло, и я стал студентом. После четырёхлетнего обучения нас отправили на практику в Ульяновск, а диплом я защищал в Пензе перед заводской комиссией.

ПО РАСПРЕДЕЛЕНИЮ - В МИЧУРИНСК

После окончания техникума меня оставляли в Харькове, но мне хотелось работать в городе поменьше, поспокойнее. Три раза комиссия решала мою судьбу, в качестве одного из вариантов рассматривали даже Заполярье, но потом предложили Мичуринск. Я сразу согласился и задал единственный вопрос: «Где это?».
В июле 1957 года прибыл на место. Вышел из поезда - красота кругом, на вокзальной площади чаши с цветами, яблоки вокруг яблонь рассыпаны… Спросил у милиционера, как добраться до завода, тот долго думал, но так и не понял, куда мне надо, хорошо, одна старушка подсказала дорогу. Пришёл – а завода нет, один домик стоит да кругом доски, брёвна. Ну, сел, жду у входа, другие ребята подошли, подъехал «Москвич», из него вышел серьёзный такой мужчина в галифе и хромовых сапогах. Пригласил в небольшой кабинет: «Ну что, ребята, завода пока нет, но не переживайте, разберёмся». Оформили на первое время слесарем-монтажником, поселили в красном уголке, даже бельё постельное где-то нашли.
И пошло, и закрутилось. Потом девчата на работу устроились, одна из них стала моей женой.

Возвращаясь к теме войны, скажу: про бандеровцев отец, который с ними воевал, рассказывал, что народ они нехороший, подойдёшь к человеку про дорогу спросить, а он то не в ту сторону пошлёт, а то и в спину выстрелит. А ещё они в схронах прятались: стоит пенёк, а под ним лаз с харчами и оружием. Никогда прежде этих лихих людей у нас на Украине не было, западнее жили, ближе к Польше. А как развалили страну, так они из схронов и вылезли. Эх, такую страну развалили…
А родителей моих наградили. Маму Федору Трофимовну - медалью «За боевые заслуги», а папу Егора Алексеевича - медалью «Партизану Отечественной войны» II степени. Героические были люди.