На маленьком плоту...

28 августа ему бы исполнилось 59 лет. И уже пятый год, как его нет с нами. А по возрасту он всегда оставался мальчишкой. Взрослым, ершистым, непокорным, всяким - от доброго до злого. Каким был, таким был. Что уж тут приукрашивать?

Я тогда ещё работал заместителем редактора в "Мичуринской правде", стало быть, году в 1978-м, когда в кабинет вошёл светловолосый высокий парень, попросив сопровождавшую его девушку подождать в холле. Представился:

- Люлин Михаил. Полностью? Михаил Александрович. Закончил иняз Тамбовского пединститута, вот, недавно отслужил в армии, теперь трудоустраиваюсь на "гражданке". Хотел бы к вам, в редакцию, до армии я печатался в "районке".

Ну что говорят в таких случаях? Возьмите две-три темы посерьёзнее, напишите, будем смотреть, оценивать уровень подготовки.

Убей Бог, не помню, какие мы с ним договорились взять две остальные, но одну тему до сих пор помню. О делах и людях с действовавшего тогда на улице Лаврова большого консервного завода, который ныне напоминает некрополь всей нашей городской промышленности.

Распрощались. Прошла неделя, вторая. Честно говоря, у меня уже и стала выветриваться из памяти та встреча. Мало ли приходят в редакцию желающих стать журналистами, но так же и уходят, узнав, что приходится писать не о том, что хочешь (а охота об артистах, спортсменах, концертах), а что нужно редакции. В том числе по такой неудобоваримой, но чётко показывающей твои способности теме, как производство.

Михаил объявился ровно через пару недель, деликатно напомнив мне, что мы и договаривались-то встретиться через полмесяца, когда будут готовы все три материала.

Теперь уже со своей девушкой, как выяснилось, Машей, сидел в коридорчике, покуривал и он, новый наш автор. А я читал его рукописные творения, безукоризненно грамотные, но грешившие, как у всех начинающих, затянутым началом, порой излишним многословием. Тем не менее стало совершенно ясно: парня надо брать. С чем и пошёл к шефу "Мичуринки", в те годы - Игорю Александровичу Крылову, встретив с его стороны - опытнейшего газетчика и прекрасного редактора - полное понимание и поддержку.

Сразу, без испытательного срока, окунувшись в лихорадку редакционных буден, где постоянно что-то надо, надо, надо - от заметки до корреспонденции и репортажа, Миша быстро освоился в новой для него профессии. Хотя долго ещё и дотошно выспрашивал у сотрудников поопытней разработку каждой темы (по образованию всё же не журналист, и практика была нулевая). Но зато можно было быть спокойным, если Люлин повстречался с нужным адресатом, газета получит материал обстоятельный, толковый, зачастую - с перцем. А коль очерк - то и лирический, задушевный.

Причём после всех его корреспондентских командировок у него - человека исключительно начитанного, остроумного, эрудированного, с широким кругозором, к тому же спортивно одарённого, бредящего футболом - появля…, нет, прибавлялись всё новые и новые друзья. Люди разных профессий, ровесники Михаила и те, кто значительно старше или, напротив, моложе. Со всеми он с первых же минут общения умел найти общий язык, установить доверительный тон, выявить общие интересы, привлекая и даже влюбляя в себя собеседников. Хотя, конечно же, ничуть не ставил перед собой такой цели. Просто… так был скроен и так был сшит. Во многом, наверное, генетически - хотя рос без отца, под опекой обожавшей его мамы. Которую, к слову, он тоже любил, но с напускной сыновьей иронией всегда называл по имени-отчеству, Мария Михайловна. Но ещё больше дали Мише в жизни книги. Когда только он успевал (хотя, впрочем, что значит когда: урывая часы от сна, ночами), но прочитывал массу литературы.

Ещё он, активно пополняя переводческий лексикон, постоянно читал что-то на английском, владея им почти в совершенстве. И охотно общаясь как с городскими нашими выдающимися "англичанами" - Виктором Ивановичем Козыревым, например, проректором пединститута, так и преподавателями обоих вузов, техникумов, школ, а ещё с "живыми" иностранцами, приезжающими в наш город. Нередко Мише звонили с заводов, просили приехать сделать перевод сложной инструкции на поступившее оборудование. Или помочь пообщаться по телефону или вживую всё с теми же англоговорящими коллегами.

Одно время Михаил загорелся желанием уехать работать за границей по линии Министерства водного хозяйства и мелиорации переводчиком. Но исключительная сложность специфики производства остановила его порыв. Душу отводил, читая иностранцев в подлинниках, делая художественные переводы наиболее полюбившихся произведений.

Его уже широко знали в нашем городе, на улице с ним здоровался едва ли не каждый второй. Ещё бы! Сколько появилось одних только знакомых на футбольных полях, а Люлин успешно играл защитником в боевой команде "Спартак" авторемонтного завода. К слову, и болельщиком московского "Спартака" был истовым. С неутомимым на новшества председателем городской футбольной федерации Валерием Ивановичем Боровских организовал весенний футбольный турнир открытия сезона на призы "Мичуринской правды" (к горькому сожалению, теперь такие матчи проходят уже в память о самом организаторе турнира - М.А. Люлине).

И, конечно же, Миша по-прежнему оставался душой творческого коллектива, за что много-много лет избирался председателем профкома редакции, секретарём журналистской организации, и - тамадой дружеских наших посиделок. Человек общения, щедрой души, застолья он любил. Никогда не перебарщивал в питии, "принимал" в меру. Но и главное для него было вовсе не вино, а интересный собеседник, будоражащие ум и душу разговоры в открытую, смачный анекдот.

Ещё Михаил прекрасно пел. Помню я, помнят ветераны редакции - Виктор Кострикин, Татьяна Полякова (тогда зам. редактора и главный бухгалтер соответственно), да помнят, собственно, все, кто отмечал юбилейную дату, награду, праздник, как без музыки, без аккомпанемента пел Миша "На маленьком плоту…". Женщины не скрывали слёзы, да и у мужчин увлажнялись глаза. Это была его песня. Фирменная!
А потом наши пути разошлись. Резко и надолго. Виной тому и те, кого уже на свете нет, и "сопутствующие обстоятельства". Теперь уже не к чему множить, как говорил поэт, перечень взаимных болей и обид. Инцидент давно исчерпан и забыт. Я на 6 лет уходил тогда работать собственным корреспондентом областной газеты "Тамбовская правда". Миша возглавил отдел.

Вернуться в "Мичуринскую правду" довелось мне уже в качестве главного редактора аккурат в год развала Советского Союза, в январе 1991-го. Лихие времена, тяжёлые до крайности были те 90-е. Но в самые трудные моменты, когда за горло брала редакцию нужда в типографской бумаге, материалах для ремонта здания или возникала необходимость установления корпоративных связей с какими-либо предприятиями, незаменимым помощником становился Михаил Александрович Люлин. Запросто вхожий и в кабинеты городской администрации, и горсовета, и во многие директорские апартаменты руководителей заводов, фабрик, строек, научных и учебных учреждений Мичуринска. Газету он крепко любил, а уж если любил, то и служил ей на совесть.

Лишь один пример.

Областное управление печати, не выдержав силу обрушившегося тогда финансового кризиса, прекратило централизованные поставки редакциям газетной бумаги. Как хотите, так и выходите из положения, не можете - останавливайте выпуск своей периодики, ждите лучших времён. На помощь не рассчитывайте.

Ждать? Останавливаться? Как бы не так! Мы прикинули свои возможности. Если сократить периодичность выпуска с пяти до трёх раз, то протянем на имеющейся бумаге три недели. В крайнем случае, "ужмёмся" до двух раз, читатели нас поймут. Вон и хлеб поступает в магазины с перебоями, и электричество отключается то и дело уже не "веером", а конвейером…

Но за эти три недели нам нужно кардинально решить вопрос с прямыми поставками бумаги. По бартеру. Кто жил и трудился в те годы, тот помнит, как советское слово "дефицит" заменилось на неосоветское словечко "бартер". То есть ты мне - шило, я тебе - мыло, ты мне - мясо, я тебе - кирпич и железо. А что могла предложить обладающая лишь канцелярскими скрепками, писчей бумагой и острыми умами редакция городской газеты?

Ударили челом к директорам заводов. Николай Петрович Горлов, возглавлявший МЗПК, сжалился, по минимальной цене отпустил солидную партию остродефицитных в ту пору поршневых колец. Виктор Никитич Макаров точно так же пошёл навстречу, выделив с возглавляемого им экспериментального консервного завода свою витаминную продукцию. Чуть ли "не за так" снарядил в путь большегрузную фуру директор автоколонны А.П. Морозов (царствие ему небесное!).
И в сопровождении "экспедитора", Михаила Люлина, наш скромный караван ушёл в путь - в Горьковскую область, на Балахнинский целлюлозно-бумажный комбинат. Где Миша до того уже побывал, выяснил у бумажников их спрос и нужду, почему и снарядили туда мичуринское богатство - кольца да консервы.
"Караван" дальше Рязани, увы, не ушёл. Когда водитель сделал там остановку на ночь (полагаем, по здравому размышлению, неспроста), машину обчистили. Стоящие в кузове у кабины коробки с консервами не тронули, а кольца унесли все до единого. Рязанская милиция, куда мы немедленно обратились, искать лихоимцев не стала, мичуринская - тем более, не их территория. И мы, сделав горькие выводы из содеянного, переиграли выезд. Вновь закупив кольца, оставили их на хранение в подвале бывшего горисполкома. Отправку с предварительной загрузкой бартера назначили на раннее утро, чтобы засветло прибыть в Балахну. Попросили другого водителя… И урок пошёл впрок!
Той бумаги, что Михаил пригнал от поставщиков, нам хватило на несколько месяцев, ровно до начала возобновления централизованных поставок. Город и горожане по-прежнему получали "Мичуринскую правду" без перебоев. А чего это стоило редакции, наше внутреннее дело. Мало ли всяких бед и испытаний выпадало всем, кто оказывался под гнетущим прессом тех 90-х годов…

***
С развалом Союза, бурлением политических страстей, в том числе и в городских наших сферах, в частности, городском парламенте, Миша оказался, как рыба в воде. Буйная его натура, всегда склонная к эскападам, выпадам, решительным поступкам, получила широчайший простор действий. И некоторые расчётливые деятели не преминули использовать люлинскую взрывную энергию в личных целях, натравливая его на мнимых врагов перестройки, псевдопротивников. А, по существу, расправляясь с неугодными, где с помощью газетного пера, где горлопанством, а где демагогическим нажимом. Осознание истинного положения вещей, понимания "ху из ху" (кто есть кто) пришло позже. Но пришло…

А что же в личной жизни? - резонно спросит и тот, кто прекрасно знал (таких - сотни), и кто не знал М.А. Люлина. У него осталось трое детей. Сын от первой женщины, она живёт на Украине. Сын и дочь от той светловолосой Маши, что приходила с ним на знакомство в редакцию "Мичуринки". Потом ещё был брак, точнее - два брака.

Последний и послужил для Михаила причиной внезапного прощания с Мичуринском, работой, домом, семьёй. Он уехал на Север.

Только долго там не смог, всё равно тянуло в родные края. Через пару лет вернулся и устроился работать, жить в Тамбове. В чём ему щедро помог земляк и коллега по журналистике, ставший председателем областной избирательной комиссии Александр Александрович Сазонов.

Мы встречались с Мишей очень редко, преимущественно на бегу, "привет - привет", "как дела?", "что не приезжаешь?".

А он и вправду после смерти матери в Мичуринске бывал уже очень редко, наездами. Хотя всегда интересовался жизнью города, делами редакции, друзьями-товарищами, в числе которых и его бывшие соратники по тамбовскому вузу - корреспондент "МП" Владимир Кужелев, которого, кстати, Люлин пригласил работать свыше 30 лет назад в "Мичуринку", Валера Соломонов, не один год редактировавший заводскую многотиражку, другие ровесники…

***
Миша Люлин умер в Тамбове, во время игры на футбольном поле в мае 2005-го. Только потом все узнали о серьёзных проблемах с сердцем, которые были у Михаила, и которые он или сам не знал (никогда не ходил к докторам), или тщательно скрывал. Футбол!!! Как он мог изменить своему божеству?

***
Зажигая поминальные свечи, мы слышим его голос. Его смех. Видим слегка откинутую назад голову и полуприкрытые глаза, когда он, весь во власти песни, поёт "На маленьком плоту…".
Я не знаю, Миша, какой плот у тебя теперь ТАМ, где небесное царство. Не знаю, на чьё плечо склоняешь ты теперь свою буйную, непокорную головушку.
Но, знаешь, нам здорово тебя тут, на грешной земле, не хватает. И - всё!