"Как тот певец, неведомый, но милый..."

Дни памяти Пушкина… Их уже сто семьдесят семь… Казалось бы, выветриться должна печаль, но почему-то чувства горечи, какой-то совершившейся тотальной несправедливости продолжают щемить душу. И память, конечно же, подвигает на воспоминания и размышления, вызывает ассоциации, позволяет извлечь уроки.

Бесспорно, наиболее остро к трагическому событию на Чёрной речке выразил отношение по свежим следам уже в январе-феврале 1837 года корнет лейб-гвардии гусарского полка Михаил Лермонтов. В год его 200-летнего юбилея уместно напомнить, что именно стихотворением «Смерть поэта» он принял эстафету «дивного гения» и достойно пронёс её. В своём творчестве Михаил Юрьевич разовьёт пушкинские поэтические, прозаические и драматические жанры, темы и мотивы родины, воззрения на предназначение поэта и даже перекличкой фамилией Печорина с Онегиным оправдает эту верность. Затем разделит судьбу опального поэта, и, как следствие, вскоре и он изопьёт эту смертную чашу…
По словам художественного критика В.В. Стасова, бывшего в 1837 году учеником Училища правоведения, их «подымала сила лермонтовских строк». Да, пятьдесят шесть ямбических строк вместе с обвинительным прибавлением (шестнадцать строк) и словами эпиграфа: «Отмщенья, государь, отмщенья!», взятого из трагедии Ж. Ротру «Венцеслав» (ХVII век), – это был подвиг поэтический и гражданский.
Всеобщая любовь к Пушкину не прерывается, а в юбилейные годы достигает апогея. Для жителей и Козлова, и Мичуринска Пушкин всегда был живой реальностью. Здесь служил сын поэта, герой Шипки Александр, жила дочь Мария Гартунг. Они бережно хранили бесценные рукописи отца. В нашем городе живут потомки Пушкина, здесь в парке культуры и отдыха установлен памятник Пушкину-лицеисту, к которому мы ежегодно приходим 6 июня в день рождения поэта, читаем стихи. Даже областной праздник в честь 200-летия поэта проводился именно здесь. Как самую дорогую реликвию и награду храню я Пушкинскую юбилейную медаль…
Прикосновение к творчеству Пушкина завораживает, обогащает, подвигает к стремлению заглянуть в собственную душу. Видели бы вы, как изменяются выражения лиц учеников и студентов при чтении монолога царя Бориса:
Ах, чувствую: ничто не может нас
Среди мирских печалей успокоить;
Ничто, ничто… едина разве совесть.
… Но если в ней единое пятно,
Единое, случайно завелося,
Тогда – беда!
Да, жалок тот, в ком совесть нечиста.
Лет пять тому назад довелось побывать в театре им. Е. Вахтангова на спектакле «Пиковая дама». Помню, перед началом оглушили московские старшеклассники. С шумом занимали они свои места. И завсегдатаи опасались, что тишины не будет. Так нет! Сидели тише воды… Вот что значит сила настоящего искусства, вот что значит Пушкин…
Мне посчастливилось не однажды бывать в Михайловском Пушкиногорье, слушать рассказы известного писателя, пушкиниста Семёна Гейченко, старавшегося восстановить всё в первозданном виде. А какое глубокое впечатление оставило посещение могилы поэта в Святогорском монастыре!
Помню, такими же заворожёнными стояли мои студенты, когда мы в 70-е после ежегодных фольклорных экспедиций посещали Тарханы и непременно часовню у церкви Марии Египетской, склеп со свинцовым гробом, в коем покоится тело Лермонтова, а наверху конусообразный мраморный памятник…
Трудно представить, но это так: девушки-экскурсоводы Музея-квартиры Пушкина на Мойке в Санкт-Петербурге, рассказывая о последних днях и часах поэта, плачут неподдельными слезами. Здесь же, в этой квартире, посчастливилось слушать лекции о Пушкине великого академика, литературоведа Ю.М. Лотмана, тогда ещё полуопального тартусского профессора, работавшего над комментарием к «Евгению Онегину». Он поставил вопрос: «Следовал ли поэт за модой и обычаями света, выходя на дуэль, или это был подвиг сына России, погибшего за честь жены, за честь поэта, за честь государства?». Вывод его был однозначным.
А разве забыть лекции Н.Н. Скатова, Б.Ф. Егорова или крупнейшего учёного Лидии Гинзбург, расшифровавшей, «кого подразумевал Лермонтов под словами «певец, неведомый, но милый».
Ещё одна тропинка к Пушкину – это Герасимовская Пушкиниана. В журнале «Подъём» №12 за 2013 год, вышедшем стараниями писателя В.С. Аршанского, в разделе «Поиски и находки» опубликованы мои разыскания о том, как наш земляк, народный художник СССР А.М. Герасимов разрабатывал пушкинскую тему. Описания шести забытых иллюстраций к «Евгению Онегину» туда не вошли, поэтому считаю уместным дать одно из них, имеющее прямое отношение к теме дуэли.
Если на первой картине «Бал у Лариных» в центре Онегин, а Ленский дан слева, то теперь самый центр занимает поверженный поэт-романтик. Слишком свежи были впечатления от 1937 года, столетия со дня смерти поэта, когда он даже подумывал написать дуэль, но дуэль другую, а представив себе прицельные выстрелы вопросов: «На что намекаешь, художник?» или «Кого оплакиваешь, Герасимов?», он даже себе в этом не мог признаться, испугался самой идеи – ведь эхо выстрелов доносилось и до него, и, кто знает, один из них мог бы и его не миновать.
Довлел и Илья Репин с его «Дуэлью». Ленский Герасимова будто в зеркальном отражении от Репинского. У Репина сильно довлеет мельница, он же её отодвигает влево, даёт лишь одну стену, притом деревянную, крестьянскую, маленькое колесо. Зато лес берендеев будет давить, и снег сделает тёмно-голубым, почти неестественно чёрным, а лицо жертвы, такое молодое, бледное, скажет вам о бессмысленности смерти. С репинского секунданта он снимет барский тулуп и оденет его в обычную шубу, поставит на колени, а лицо сделает реальным, заплаканным, красноватым.
А на втором плане - «лишний человек», убийца с его секундантом. Ещё не рассеялся синий дым выстрела, рука ещё сжимает пистолет, но в левой – уже цилиндр: свершилось, убит, роковые девять шагов пройдены. Руки Ленского раскинуты картинно, романтически, но понятно: его романтические заблуждения кончились реальной смертью.
Но жизнь не кончается, где-то в левом углу светло-пресветлое небо, а вот рядом его почти нет. Лишь темнота, а она – всегда зло. Пушкин не говорит о христианстве, Герасимов – тем более, но читатель и зритель, глядя на картину, задумываются о вечных философских вопросах – жизни и смерти. Ведь совсем скоро постигнет участь Ленского и автора романа в стихах. Недаром Лермонтов скажет: «Как тот певец, неведомый, но милый». А мне бы хотелось именно так назвать эту иллюстрацию. Знаю, это не в моих силах, а вот данную статью озаглавить – моё право.
Мне близка трактовка Юрия Лотмана дуэли Пушкина как подвига.
Будем же свято чтить имя Пушкина и память о нём…