Хроника одного детства

Особенно рьяно рвутся они поставить с ног на голову трагические события Великой Отечественной войны. Прозападные «пацифисты» желают убедить многонациональную аудиторию и даже тех, кто на себе испытал все ужасы, творимые гитлеровскими захватчиками, что фашисты - тоже люди. Что они гуманны и милосердны, великодушны и добросердечны, просто отстаивают свою точку зрения, а не разделяющие их нацистскую теорию «недочеловеки» сами во всём виноваты. Поэтому наивным почитателям свастики и выкидывания «зиг» в очередной раз хочется напомнить о чудовищных реалиях сороковых, набатом памяти звучащих из уст очевидцев.

Вторая родина

Принято считать, что детство - самая беззаботная и счастливая пора в жизни человека. Приятные воспоминания о своих лучших годах каждый из нас благоговейно старается беречь в своём сердце, мысленно переносясь туда, где ярко светит солнце сквозь безоблачное небо, где всегда рядом мама, а на душе - покой и мир. Но у детей сороковых прошлого столетия беспощадная Афина отняла самое дорогое, опалив огнём и опутав колючей проволокой хрупкое счастье под названием «детство». Дети войны. Их осталось не так уж и много на этом свете. Среди живых свидетелей фашистского безумия немало и детей войны, проживающих в Мичуринске и окрестных сёлах. Второй родиной для Татьяны Черненькой стало село Кочетовка.
Татьяна Петровна появилась на свет в тридцатом году прошлого столетия на Орловщине в местечке с современным названием деревня Володарская Глазуновского района, а в годы войны ещё носившем имя помещицы Собакиной. Те края знамениты по-своему, в соседнем селе Горохове родился и провёл детские годы «самый русский из русских писателей» Николай Лесков.
Когда гитлеровские полчища ступили на русскую землю, Татьяне Тарасовой ещё не исполнилось и одиннадцати, а её младшему брату Николаю было около двух лет от роду. Отец погиб в Белофинскую, и вдова Евдокия Ивановна воспитывала четверых ребятишек одна. Ещё две дочурки учились в младших классах сельской школы и помогали матери по хозяйству. К моменту оккупации их родной деревни с полей не успели убрать весь урожай, надеясь, что и этого хватит, чтобы прокормить малолетних и стариков. Мужчин в деревне почти не осталось - кто ушёл на фронт, кто подался в леса к партизанам.

Новый порядок

В год начала войны на Покров в тех краях уже лежал небольшой пушистый снежок, заботливо укрывая от посторонних глаз остатки нескошенной пшеницы. Жёлтая листва не успела облететь с деревьев и сиротливо ёжилась в гуще старого леса. Солнце ещё не пробудилось, спрятав свои ласковые лучи где-то за горизонтом. Нахохлившиеся от морозного ветерка пичуги продолжали грезить на ветвях, опустив свои маленькие клювики под тёплое крылышко. Утренняя дымка ещё плыла над полем, и ничего не предвещало беды.
- Ой, мамка, стреляють! Страшно-то как! Ма-а-ма!
- Танятка, да ты что вскочила, та в лесочку кто-то палит, не боися, - голос Евдокии звучал с каждым разом неувереннее. А выстрелы становились всё более частыми и громкими. В морозной тишине всё отчётливее слышался рёв моторов и скрежет металла вперемешку с отголосками незнакомой речи.
- Ахтунг! Ахтунг! Алле раус аус дем хаус! Шнеля!
- Немцы!
- И не разобрать, чего оттудова орут. Одевайтеся скорее, идём из хатки.
Коля расплакался. Мать укутала его потеплее, взяла на руки и вышла на улицу. Почти все уже собрались на небольшом «пятачке», как раз недалеко от дома Тарасовых. Из всего долгого разговора новых хозяев с местными Евдокия поняла только одно, что отныне и без того нескладная её жизнь станет просто невыносимой. Господи, помилуй! Только и оставалось - молиться. Спасибо, не все ещё молитвы забыла...
Оккупанты отобрали скотину, тёплую одежду, всю провизию, на зиму заготовленную… И дом тоже отобрали. Теперь там размещался немецкий штаб и рация. Тарасовы перебрались в погребок собственного сарая…
Как-то раз прямо в сарае пекли картошку да, видимо, огонь не до конца затушили, и он перекинулся на избу. Самих рядом не было, только вопль соседского мальчишки заставил их бежать со всех ног к дому. А там пожар! Немцы из избы повыскакивали кто в чём, бегают, спасают от огня свои вещи, а главное - рацию… Правда, затушить успели вовремя. Сгорели только сенцы да часть крыши. Но и провода сгорели, а значит, передача важных сведений теперь стала невозможной. А это уже расценивалось как диверсия. Евдокию схватили, избили и повели на допрос. Что было за стенами ставшего теперь чужим дома, можно только догадываться. Несколько дней дети ждали весточки от матери, думали, что её уже и в живых нет. Оставшаяся за старшую Татьяна теперь сама должна была думать, как прокормить сестёр и брата. Благо рядом с их наполовину сгоревшим пристанищем располагалась яма для отбросов с немецкой кухни. Там дети и находили себе скудное пропитание, чтобы не умереть с голоду.
- Русиш киндер! – позвал ребят повеселевший после сытного обеда немец. И махнул рукой, приглашая детей подойти к нему ближе. Оглядев их, чумазых и заплаканных, довольно ухмыльнулся и вытащил из кармана конфету.
- Битте, битте!
Коленька заулыбался, подбежал к самодовольному фрицу и протянул ручонку за сладким гостинцем. Но фашист резко отдёрнул руку и бросил конфету вышедшему на порог покурить своему товарищу. Второй немец ловко поймал леденец. И стал протягивать его детям. Девочки хотели подойти, но Коля опередил, подбежал и двумя ладошками почти коснулся заветного лакомства. Но и в этом случае всё повторилось. С диким хохотом фашисты перебрасывали конфету друг другу, наблюдая, как голодный малыш, размазывая бежавшие по щекам слёзы, с надсадным рёвом бегает от одного «доброго» дяденьки к другому. Девочки тихо плакали в сторонке, звали братика, но он, как заворожённый, не мог остановиться. И только когда свалился от усталости, разбив в кровь нос, только тогда злополучная конфета плюхнулась рядом в грязную лужу…

Дедушка спас

Евдокию выпустили за отсутствием улик. Ей просто повезло. Нет, Матерь Божия уберегла… Ещё одно чудо, явленное в годы оккупации, до сих пор помнят оставшиеся в живых жители Володарской. А уж Татьяна Петровна никогда и не забывала. Возле каждого дома в деревне находился колодец. К лету вода немного уходила, но её всегда хватало и для утоления жажды, и для хозяйских нужд. Почти год прошёл со дня вторжения чужаков в дом Тарасовых. Живительной влаги в глубоком колодце настолько поубавилось, что доставать её с самого дна стало очень затруднительным делом. Немцы для своих нужд давно облюбовали соседский резервуар, поэтому ещё весной частично разобрали старый, сняв часть брёвен для отопления избы. Женщины и старшие дети трудились от зари до зари в поле, собирая урожай для оккупантов, а ребятишки помладше пытались занять себя игрой. Неловкое движение - и пробегавший мимо разобранного колодца трёхлетний мальчуган свалился в его ледяные объятия. Дети, поспешившие к краю зияющей дыры, даже не сразу смогли разглядеть своего друга Колю. Помочь ему не смогли, побежали в поле к Евдокии за помощью. Надзиратель не сразу понял, в чём дело, и ни в какую не хотел отпускать работницу. Евдокия, обливаясь слезами, стояла на коленях перед рыжим раскрасневшимся от жары толстым немцем и умоляла отпустить её. Наконец ей дали полчаса отдыха, и она стремглав бросилась к колодцу. А по дороге только и молила, чтобы её милый сыночек Колюшка остался жив.
- Коля! Ко-о-о-ляаа!
Нет ответа. Никакой надежды - утонул малыш, ведь прошло уже немало времени.
- Господи! Господи, услышь меня! Таня, Таня, неси скорее верёвку... Давай я тебя обвяжу. Дочка, лезь скорее в колодец, достань брата оттудова, хоть схороним его по-людски.
Татьяна стала спускаться всё ниже и ниже. В склизкой темноте можно было едва различить отблеск водной поверхности. Зябко. Очень холодно и страшно. А вдруг Коля теперь стал мертвецом… Окоченевшими пальцами она нащупала что-то мокрое и похожее на тряпичную куклу. Коля! Живой! Только бы не уронить!
- Мамка! Мамка, тяни! Колятка живёхонек!
Растирали, сушили, кое-как отогрели.
- Как же ты, моё дитятко, не потонул?
- Мамка, меня диду старенький держал, пока ты с Таткой не пришла.
- Коля, да ты бредишь! Какой же дедушка там может быть?
- Не знаю, с бородой седой. А он у тебя на картинке намалёван. Он и есть.
И вспомнила Евдокия, что образок у неё от матери остался с изображением Николая Угодника...

Послесловие

Дети войны… Их, выживших и выстоявших в кровавой мясорубке военного лихолетья, рано поседевших и всю свою жизнь так и не оправившихся от увиденного и пережитого, с каждым годом становится всё меньше и меньше - давно закончившаяся война продолжает собирать свои намеченные жертвы. И нам, только из мировых новостей узнающим о кровавых событиях и разрушениях, не стоит забывать опыт великого бедствия, выпавшего на долю наших отцов и дедов. Давайте оглянемся назад, ещё раз задумаемся и будем добрее, терпимее и милосерднее друг к другу…