Лента новостей
Статья6 марта 2015, 23:00

Глазами дочери героя

Книги, газеты, телепередачи доносят до нас из далёких 40-х прошлого столетия воспоминания людей старшего поколения о тяжёлых испытаниях, перенесённых ими в годы Великой Отечественной войны, тех, кто с оружием в руках защищал Родину от фашистских захватчиков или трудился в ту пору, внося свой вклад в Победу.

Г.Н. Сергеева. Фото Владимира Кужелева.
Г.Н. Сергеева. Фото Владимира Кужелева.

Но есть и другие свидетели тех трагических событий - дети. Среди них - Галина Николаевна Сергеева. Мы встретились с ней и попросили рассказать о её переживаниях тех лет.

МИРНЫЕ
ГОДЫ

Родилась я в Саратове в 1936 году. Мой папа Николай Васильевич Кузнецов поступил в 1934 году в Энгельсскую школу военных пилотов и закончил её в 1937 году, когда мне исполнился год. Моя мама Анна Ивановна Козлова родом из крестьянской семьи, из села Большие Копёны Саратовской области. В 1933 году, работая в больнице областного центра медсестрой, познакомилась с папой, в 1935 году они поженились. А в 1937 году папу направили служить в город Старую Руссу Новгородской области в часть, относившуюся к Ленинградскому военному округу, и мы переехали туда. В 1939-40 годах папа участвовал в Финской кампании. Совершил за это время 36 боевых вылетов на бомбардировщике и получил первую награду - медаль «За отвагу». В 1940 году ему предоставили отпуск, и мы всей семьёй (к тому времени у меня уже был брат Анатолий и сестрёнка Людмила) отправились на отдых на родину мамы в село Большие Копёны. Здесь братишка заболел, и когда мы собрались в обратный путь, родители мамы Иван Евдокимович и Мария Ефимовна уговорили оставить больного у них. Так и поступили, вернулись в Старую Руссу вчетвером.


И ГРЯНУЛА
ГРОЗА

Когда началась война, мне было пять лет, но я отчётливо помню, что тогда происходило. Жили мы в коммунальной квартире на территории воинской части. Папы с нами не было. Перед войной он и другие лётчики находились на аэродроме и жили в лагерных условиях. А 22 июня в 4 часа утра немецкие самолёты нарушили воздушные границы Советского Союза, и авиационный полк был поднят в воздух по тревоге. И всё время, пока город на Неве находился в блокаде, папа защищал его от налётов фашистской авиации. А зимой 1944 года, когда советские войска прорвали блокаду, его часть отправили на Северо-Западный фронт. Папа участвовал в освобождении Прибалтики и Восточной Пруссии. Войну закончил в Кёнигсберге. За взятие этого города ему было присвоено звание Героя Советского Союза.
Когда лётчики отправились на фронт, в гарнизоне остались женщины, дети да охрана. В сентябре 1941 года фашистская авиация начала регулярно бомбить город. Вой сирен, извещавший о приближении вражеских самолётов, до сих пор стоит в ушах. От бомбёжек мы спасались в укрытиях, вырытых на противоположном берегу реки, очень похожей на Лесной Воронеж. Солдаты построили мост через реку из деревянных плотов, и когда раздавался сигнал воздушной тревоги, мама хватала нас за руки, и мы перебирались по этому мосту на другой берег, где раскинулось зелёное поле зерновых. Там мы прятались в окопах, вырытых среди пшеничных колосьев. У мамы было голубое пальто с зелёной подкладкой. Она накрывала нас им так, что подкладка была снаружи. Таким образом мы маскировались под цвет зелёной пшеницы. Этот ужас продолжался больше месяца. Каждый раз, когда мы бежали по мосту, из щелей между брёвнами с шумом вырывалась тугими струями вода, и тогда меня охватывал неописуемый страх. Наверное, поэтому я долго после этого боялась воды и не могла научиться плавать. А ещё, когда объявлялась воздушная тревога, я от страха залезала под кровать и кричала, а мама вытаскивала меня.
В середине июля папа в последний раз прилетел в гарнизон. Тогда он сказал маме: «Забирай детей и уезжай отсюда как можно скорее. Сюда я больше не приеду. Скоро здесь будут немцы. Пощады от них не жди. Семьи военных они расстреливают в первую очередь». Папа собрал всё необходимое в чемоданчик (он до сих пор хранится у меня), и мы пошли провожать его на аэродром. У ворот, за которыми была запретная зона, стоял часовой с винтовкой. Он открыл ворота зелёного цвета с красными птичками на каждой половине и впустил папу. Никогда не забуду, как он тогда выглядел. Сильный, представительный, в чёрном кожаном реглане, чёрных кожаных сапогах и галифе, суконной фуражке с тульей цвета хаки и голубым околышем. Расцеловав нас, он направился к самолёту. А я вцепилась в прутья ворот, смотрела ему вслед и повторяла: оглянись, оглянись! Но он так ни разу и не оглянулся. Этот момент глубоко отложился в моей памяти.

НА ТРУДОВОМ
ФРОНТЕ

Проводив папу, мы вернулись в коммуналку и принялись собирать вещи в большой чемодан. Всё моё богатство - необычайно красивая кукла, которую мне подарили на пятый день рождения. Туловище из тряпки, набитой опилками, а голова гуттаперчевая. На ней было нарядное платье, на ножках - носочки и чёрные башмачки, застёгивавшиеся на пуговку. Я попыталась положить куклу в чемодан, но мама вытащила её - нет места. И так повторялось несколько раз, пока мама не нашла выход. Она положила куклу в авоську, а ту привязала к моей руке. К вечеру закончили сборы, а утром отправились на вокзал. Там сели на поезд, следовавший на Москву. Но доехали только до станции Бологое. По команде все пассажиры вышли из вагонов - какое там творилось столпотворение! В невообразимой толчее я потерялась. Пытаясь найти меня, мама бросила чемодан и осталась без вещей. Но зато нашла меня, и мы куда-то побрели по путям. Нам повстречался железнодорожник. Узнав, что мы - семья военного лётчика, подсказал: «Вот там формируется воинский состав на Москву, попроситесь, может вас возьмут». Солдаты сжалились над нами, помогли забраться в теплушку, спрятали, чтобы не увидели командиры. Через несколько дней доехали до Рыбинска. Там формировались воинские части для отправки на Москву. Здесь нас высадили, и мы пересели на пароход, на котором добрались до Саратова. Там жила сестра мамы Наталья Ивановна Ступина с мужем Пётром Ивановичем, тоже уроженцем села Большие Копёны. В 30-е годы они переселились в Саратов. Пётр Иванович работал на комбикормовом заводе, который выпускал пищевой концентрат для фронта, и шофёром, и механиком. Родственники встретили нас на причале и отвезли в Большие Копёны к моим бабушке и дедушке. Дедушка был мебельщиком-краснодеревщиком, и в бревенчатой избе, где нам предстояло жить, всё - стулья, столы, лавки, кровати - было сделано его руками. А ещё он был знатным пчеловодом и заведовал колхозной пасекой, мама стала ему помощницей в этом деле. Когда я впервые вошла в горницу, была поражена представшей передо мной красотой: в углу - иконы в блестящих окладах, в кадушке - великолепный фикус, на подоконниках - герань и фуксия. Тогда мне показалось, что я очутилась в раю. Самое драгоценное, что у меня было, - куклу - посадила на окошко рядом с цветами так, чтобы она смотрела на улицу. В этом месте кукла находилась всю зиму и весну.
Я сразу же познакомилась с деревенскими ребятами. Вместе с ними встречала возвращавшихся с пастбища коров и овец, разводила по домам, иногда сама пасла овец. Ходили в лес за дровами, щавелем, диким луком, ягодами. Как-то раз, собирая ежевику, раздвинула я кусты и обомлела: прямо на меня смотрел волк. От страха я не могла пошевелиться. По всему видно, зверь не был голоден, поэтому он попятился и скрылся в зарослях. Вместе с другими детьми собирала колоски на колхозном поле после уборки урожая зерновых. Ходили по стерне босиком - не было обуви. Острия впивались в подошвы, было больно, но терпели. Колоски собирали в мешочек, висевший на шее. Наполнив его, высыпали в общий мешок. Несмотря на испытываемые трудности, мы были рады этому занятию, потому что после работы нас кормили очень вкусным кулешом, сваренным из пшена и заправленным сметаной. Ещё давали кусочек чёрного хлеба, наполовину состоявшего из отрубей. А в основном мы питались за счёт своего натурального хозяйства. У нас была корова, которая по утрам и вечерам давала по ведру молока. Его сдавали в колхоз, но и нам кое-что перепадало. Недавно мне приснилась наша Бурёнка-кормилица. Творог и сливочное масло мы могли себе позволить только на Пасху. Для приготовления масла собирали сливки в бадейку (крынку), затем переливали их в пахтынью (сосуд конической формы из дерева с крышкой и находящейся внутри палочкой в виде поршня). Мы по очереди взбивали в ней масло.
Наша корова телилась только бычками, которых откармливали в течение года, а затем забивали. Их мясо мы не ели, а сдавали в колхоз для фронта, для Победы. А нам доставалась требуха. То же самое происходило с овцами, которых у нас было пять голов. Держали мы и кур. Но почти все яйца сдавали в колхоз, то есть государству. Нам же перепадало по одному яйцу в две недели в те дни, когда мы ходили в баню к соседу. Для нас это был настоящий праздник. После бани бабушка ставила на стол самовар с душистым чаем и раздавала детям по одному яйцу. Мыло тогда было большой редкостью, у нас его вообще не было, и мы пользовались вместо него щёлоком - настоем золы, образующейся в результате сгорания дров. Печку топили не только дровами, но и специальными брикетами, которые готовились так. В кучу собирался коровий навоз, добавлялась солома и вода. И всё это долго, до образования густой однородной массы топталось ногами. Этим нередко приходилось заниматься и мне. Образовывавшаяся таким образом масса заливалась в прямоугольные формы. Получившиеся кирпичи сушились на солнце и складывались в сарай и под навес. Они-то и использовались как топливо.
В годы войны в селе оставались только женщины да дети, им и приходилось работать в колхозе. Лошадей не было, и в полевых работах вместо них использовались быки. Во время весенней вспашки их запрягали в ярмо, женщины ходили за плугом, а дети погоняли быков с двух сторон, приговаривая: «Цоп-цо-бэ». А ещё мы занимались заготовкой для фронта сушёного картофеля. Делалось это так. В омшанике в виде землянки, в котором зимой хранились ульи, оборудовалась печь, в ней и сушился картофель. Мы же чистили клубни, нарезали их на кружочки и раскладывали на противни.
Был у нас и свой огород, где мы выращивали свёклу, тыкву, капусту, морковь, картофель, огурцы и помидоры. Никогда не забуду, какую вкуснятину готовила бабушка из свёклы и тыквы. Овощи мыли, нарезали на куски, складывали в чугунок, ставили его на всю ночь в печь. Утром, после того как овощи остывали, они очищались от кожуры и нарезались на кусочки, которые раскладывались на противень. После просушки это лакомство, которое мы называли курагой, съедалось за один день. И так каждый день. А к Новому году взрослые делали нам такой подарок от Деда Мороза. Те же самые овощи тщательно высушивались, сдабривались мёдом и раскладывались по кулёчкам вместе с тыквенными семечками. Такому подарку, который находили под ёлкой, принесённой дедушкой из леса, мы радовались от души!
В 1943 году папа прилетел в командировку на Саратовский комбайновый завод, где во время войны ремонтировались самолёты. Ночью он приехал к нам в село. Мы проснулись от шума мотора, а через какое-то время вошёл папа в военной форме с погонами капитана и несколькими орденами на груди. Он привёз маме подарок - парфюмерный набор «Красная Москва», в который входили одеколон, духи, пудра и кусок мыла. Всё это находилось в великолепной коробке, выстланной белым атласом, с красной кисточкой из шёлковых нитей. Всё время, что мы жили в селе, эта коробка как самая драгоценная вещь лежала на видном месте под фикусом. Многие женщины приходили посмотреть на неё, как на редкую диковинку. Они могли себе позволить только понюхать духи и одеколон, не отвинчивая крышечку. До конца войны ни у кого и мысли не возникало, чтобы попользоваться этим богатством. На Новый год волшебную коробку клали под ёлку вместо Деда Мороза. А в общем она была для нас символом Победы!
Ещё один интересный эпизод из деревенской жизни. Житель соседней деревни Ферапонт Головатый из личных сбережений пожертвовал средства на строительство самолёта. После приезда к нам папы сельчане узнали, что муж моей мамы - лётчик. И пошли разговоры: «Анькиному Кольке нужен самолёт». Вскоре было проведено колхозное собрание, на котором приняли решение собрать деньги на самолёт. И этот патриотический порыв был всеми поддержан, необходимые средства собрали.

ГАТЧИНСКИЕ
ЭПИЗОДЫ

В октябре 1945 года, когда мне было девять лет и я училась во втором классе, приехал папа и забрал нас в город Гатчину под Ленинградом, где дислоцировалась его часть. Снова стали жить в гарнизоне в коммунальной квартире. А летом 1946 года папину часть перевели в город Черняховск (бывший Инстербург) Калининградской области. Ехали туда в товарном вагоне, по три семьи военнослужащих в каждом. Нас сопровождала рота охраны. На каждой остановке солдаты открывали двери и подавали нам воду. По одноколейке доставили нас прямо на аэродром. Солдаты выгрузили нас и разместили в доме, в котором не было ни стёкол, ни дверей. Ординарец папы, бывшего к тому времени майором, заместителем командира полка бомбардировщиков, раздобыл где-то дверь и прислонил её, закрыв проём. Мы как были в одежде, легли спать. Утром проснулись от странного звука: цок-цок. Из окна дома, расположенного напротив, высунулся парень и кричит: «Немцы! Немцы!». Выбегаю на улицу и вижу: по булыжной мостовой движется длинная колонна людей в немецкой военной форме, а с двух сторон - оцепление из наших солдат. А странные звуки исходили от немецких ботинок с железными подковами. Из домов высыпало много ребят лет по 10-12. Все хватали кирпичи и камни и бросали их в пленных. А один мальчишка неистово кричал: «Что, завоевали Россию? Видели Москву?». Когда посыпался град камней, немцы закричали: «Партизаны! Партизаны!». Я тоже присоединилась к атакующим крича: «За что убили Витю?!».
В 1943 году до нашего села долетела песня о Вите Черевичкине. И мы с девчонками частенько распевали её на улице, хотя и не знали, кто такой этот Витя. Узнала я лишь в 1990 году из телепередачи «Встреча с песней». Ведущий рассказал, что Витя Черевичкин жил в селе под Ростовом. Он приучил своих домашних голубей летать над домом, в котором располагался немецкий штаб, указывая таким образом цель нашим бомбардировщикам. Прознав про это, фашисты схватили Витю и расстреляли. В честь юного героя в Ростове воздвигнут памятник.
Но возвращусь к эпизоду с пленными немцами, которых, как я узнала, вели на работы из лагеря. Нашу атаку на немцев прервал русский офицер словами, полными негодования: «Разве вы фашисты?! Это военнопленные. А русские не бьют лежачих. Помните, что вы - советские, и такое вам не к лицу».

ПОСТСКРИПТУМ

В 1948 году семья Кузнецовых переехала в город Энгельс. Закончив здесь школу, Галина Николаевна поступила в Саратовский государственный университет имени Н.Г. Чернышевского на химический факультет. Получив диплом химика, 10 лет работала в городе Серпухове на заводе химического волокна. В 1969 году со своей семьёй (мужем, аппаратчиком формирования ацетатного волокна и двумя детьми) перевелась в Фергану на завод химического волокна, где отработала 22 года. Её труд отмечен орденами «Знак Почёта» и Трудовой Славы. В 1989 году в связи с известными событиями в Узбекистане семья переехала в Мичуринск, где в то время уже проживал отец Галины Николаевны Герой Советского Союза полковник Н.В. Кузнецов, который с 1954 по 1960 год был командиром авиационного полка. В течение нескольких лет Галина Николаевна была членом городского совета ветеранов. Сейчас здоровье не позволяет ей заниматься общественной работой, и она использует дарованное судьбой время на оформление тематических альбомов, посвящённых героической жизни отца, истории семьи. Проявляет большой интерес к нашим землякам - Героям Советского Союза. В её планах - подготовка публикаций о наших славных земляках для «Мичуринской правды», которую выписывает с тех пор, как стала жительницей нашего города. В заключение своего долгого рассказа Галина Николаевна отметила, что именно на годы войны приходилось формирование её характера, закладка фундамента личности. И тема Великой Отечественной, унёсшей жизни миллионов жителей нашей страны и овеянной героическими поступками тысяч и тысяч советских людей, - в её крови, она живёт этим изо дня в день.

Автор:Владимир Кужелев